Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
следов преступления обнаружено не было, и Лу в конце концов согласилась больше тут не задерживаться. Только теперь до них дошло, что выбраться на проторенную лесную дорогу им не светит. Джулия первой заслышала журчанье водного потока и вспомнила, что реки обычно ведут к цивилизации, но забыла, в какую сторону надо по ним двигаться. Беглянки заспорили, двинулись вверх по течению, потом вниз, все больше злились, изнывали от жары, и вдруг Лу заявила: «Да катись оно все к Любви. Я лично иду купаться». Через минуту она уже сбросила комбинезон и трусы, пошлепала по воде и пустилась вплавь, повизгивая от удовольствия и уговаривала Джулию последовать ее примеру.
В ту пору Джулия была совсем девчонкой — ей только-только исполнилось семнадцать, и она медлила на берегу, боясь, как бы реджи не заманила ее в ловушку. Лу смеялась над этой трусихой и нахваливала речную водицу. В конце концов Джулия тоже разделась и с крайним смущением решилась искупаться. Когда вода дошла ей до бедер, она задрожала и окунулась, с облегчением ощущая, как вода скрывает ее по плечи.
Но Лу смотрела совсем в другую сторону. Она спросила:
— Ты слыхала? Прислушайся!
Прекратив плескаться, Джулия услышала, как на расстоянии, но вполне различимо туристы-антиполы нестройно распевают балладу «Кровь Голдстейна». В полукилометре, не далее.
— Фу ты, принесла нелегкая! — в комическом отчаянии бросила Лу. — Засекли нас!
— Ты расстроилась? В самом деле?
— Еще как. А ты?
— Чуть-чуть. А может, и нет.
С плутовской ухмылкой Лу скрылась под водой. Повисла пауза; кругом царила тишина. Глядя на верхушки деревьев, Джулия предвкушала, что сейчас на нее лягут девичьи руки. Но Лу вынырнула метрах в пяти; с ее темных волос текли блестящие струйки. Джулия удивилась и обиделась. А потом перевела дух и сама нырнула головой вперед.
10
Эсси как сквозь землю провалилась. Однажды утром она не вышла на работу, никого не предупредив и не отпросившись заранее. Поначалу кое-кто из сотрудников бездумно зубоскалил насчет ее отсутствия. К началу второй смены ее уже не упоминали вовсе. Джулия направилась в лито посмотреть списки клуба садоводов: когда-то давно Эсси была избрана его казначеем. Теперь казначеем числилась Джоан Волленска. В гардеробе сняли табличку под вешалкой Эсси, а из раковины исчезли ее хозяйственные перчатки. Но самое ловкое устранение обнаружилось на меловой доске, где работники записывались на уборку помещений, криво-косо втискивая свои фамилии на свободные строчки. Из середины кто-то вымарал самозапись Эсси, да так мастерски, что пробел совершенно не бросался в глаза.
К стыду своему, Джулия в первый момент выдохнула с облегчением оттого, что сама не угодила в ловушку. О’Брайен заранее наметил жертву, но не ее. Потом она похолодела, вспомнив, как развлекалась с Уинстоном Смитом. Не исключено, что приглашение О’Брайена было связано с ее хроническим злосексом. Если так, минилюб не оставит ее в покое. Нет, это несерьезно: кого ждет расплата за злосекс, тот не получает сомнительных приглашений домой к внутрипартийцам. Ее бы запихнули в фургон и без лишнего шума распылили. Тогда как понимать происходящее? И почему расправа настигла Эсси, если ловушку расставили для Джулии?
После долгих размышлений она заключила, что речь шла о банальной починке, не более. Вероятно, арест Эсси вообще не связан с этим вызовом, а может, она чем-то оскорбила О’Брайена… легко, если вспомнить ее повадки. Как бы то ни было, Джулия, конечно, терзалась оттого, что передала свой заказ Эсси, но зато могла больше не бояться.
И все же эти мысли отравляли ее отношения с Уинстоном Смитом, которые до конца мая сводились в основном к скрытным разговорам в людных местах. Просто побродить по улицам было невозможно: телекраны тут же фиксировали любое сближение. Бывало и так, что, добравшись до назначенного места встречи, они замечали над головой жужжащую стайку микрокоптеров или натыкались на патруль, проверяющий документы у всех прохожих; в таких случаях каждый шел дальше ни с чем. Иногда они направлялись в какой-нибудь проловский район, шагали на безопасном расстоянии друг от друга и могли почти нормально пообщаться, когда рядом никого не было. Но в основном они прибегали к так называемым разговорам в рассрочку. Джулия уходила вперед и останавливалась, делая вид, будто изучает рекламу облигаций военного займа или перечень услуг обувной мастерской. А Смит шел мимо и походя бормотал что-то себе под нос. Через пару минут наступал его черед помедлить, а ее — пробормотать на ходу ответ. Чтобы не шевелить губами, оба цедили сквозь зубы, хотя Уинстон справлялся из рук вон плохо и вообще смахивал на умалишенного.
Притом что эти ухищрения стоили немалых трудов, разговоры тайных любовников сопровождались радостным волнением. Смит оказался вполне интересным собеседником, хотя Джулия обычно предпочитала компанию другого рода. Он был до странности одержим истиной. Половина его реплик сводилась к разграничениям истинного и ложного. Он мог в течение всей встречи до посинения доказывать, когда именно был изобретен аэроплан или сколько шоколада выдавали в прошлогодних пайках, и его цифры всегда отличались от тех, что называла партия. Однажды Джулия спросила, приятно ли ему ощущать, что он знает больше остальных. И он желчно отозвался: «Мои ощущения роли не играют. Важна только истина».
Сродни этой зацикленности на истине была и его страсть к отрицанию, которую Джулия про себя называла бунтомыслием. Он терпеть не мог партию, но был уверен, что ее власть продержится еще не одно поколение. Что свободный ребенок родится только в немыслимо далеком будущем. Как-то раз она спросила: если это так, какой смысл отслеживать сейчас партийную ложь? На этом месте им пришлось разойтись. Через пару минут Уинстон, шагая мимо, ответил с мрачным удовлетворением: «Никакого смысла».
В другой раз он помедлил возле нее, чтобы заявить:
— Члены партии не способны к самостоятельному мышлению. Они утратили способность мечтать о чем-либо ином. Если есть надежда, чего я утверждать не могу, то она в пролах.
При появлении патруля им пришлось разойтись в разные стороны. По пути домой Джулия кипела от невыразимого раздражения. Это она-то утратила способность мыслить? А кто же, по его мнению, с самого начала продумал их роман? Разве в основе его не лежала мечта о чем-либо ином? Ну конечно, во всем Лондоне есть только один человек, способный мыслить, и это Уинстон Смит! Он и еще разве что пролы! Там, где требуется поразмыслить, любой прол — кто бы сомневался? — даст Джулии сто очков вперед!
Но, шагая сквозь ласковый летний вечер, она остыла и увидела комизм положения.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
